С самого начала процесса проектирования и графики 35-й биеннале в Сан-Паулу «Хореографии невозможного» перед нами стояла задача подумать о павильоне Чичилло Матараццо и через него. Спроектированное и построенное в 1950-х годах здание печально известно как работа Оскара Нимейера; однако, надо сказать, в сотрудничестве с архитекторами Эдуардо Книсе де Мелло, Элио Учоа и Зеноном Лотуфо. Архитектура Павильона, отмеченная символическим и репрезентативным весом эпохи, побудила нас временно вписать хореографию различных путей и пространств с целью разделения или, по крайней мере, разрушения его монументального характера.
Путь, который нас интересовал, заключался в размытии границ, определяемых историческими временами и авторскими жестами. Для этого нам нужно было научиться танцевать с существующим; не воспроизводя его, но и не накладывая на него совершенно автономную хореографию. Это должна быть дизайнерская позиция, которая вступает в сговор и разрушается с символическими отсылками и эстетическим репертуаром, рефлексия, во многом вызванная чтением кураторского текста. Тогда мы решили пригласить здание на контраданс.
Внутри павильона два извилистых рисунка нарушают метрическую строгость обширных ортогональных плоскостей (250 х 50 м), модулируемых сеткой колонн: мезонин и центральный пролет. Оба представляют собой моменты, когда авторский след наиболее выражен, и именно в новой интерпретации их геометрических матриц развилось это предложение.
После многих исследований манипуляций и деформации извилистых рисунков мы пришли к форме того, что мы называем Телом: временным конструкциям, которые организуют выставку на двух последних этажах. Корпус — результат масштабирования центрального пролета в два с половиной раза, добавленного к конструкции антресоли в масштабе 1:1. Можно сказать, что это рисунок, который был создан, а значит, он не является ни новым, ни существующим.
Несмотря на неоднократное появление на двух этажах, «Тело» формирует два совершенно разных пространственных опыта, в которых соотношение между твердыми телами (закрытыми комнатами) и «пустотами» (открытыми пространствами, где сосуществуют произведения) перевернуто. Этот контраст предполагает движение сжатия и расширения Тела или даже вдоха и выдоха.
На одном из этажей тело комнат расположено среди плана, фагоцитируя центральный пролет. Это действие приводит к тому, что пустота между плитами пролета в определенный момент кажется окутанной во всю высоту, меняя восприятие этого символического пространства с момента прибытия на первый этаж. Белая и гладкая материальность заставляет это действие сливаться со зданием, вызывая в конечном итоге странность и сбивая память с того, что оригинально, а что временно. То же самое может произойти и на первом этаже, где свободное пространство под мезонином занял объем, также белый и слитный, концентрирующий служебные помещения.
Проект предлагает не только потанцевать с существующим, но и с имеющимся, поскольку 73% используемых прямых панелей — это остатки старых выставок, некоторым даже возрастом до 30 лет. Весь проект был разработан с учетом наилучшего повторного использования материала, который определил, в том числе, высоту этого Тела.
На протяжении всего процесса проект также был сосредоточен на организации последовательностей движений, которые объединяют ритмы, изменяют скорость (ускорение, задержка, пауза) и выражают различные масштабы, выходящие за рамки монументального масштаба Павильона. Чтобы разрушить последовательную и иерархическую логику обычного маршрута (где тела последовательно поднимаются, ударяются и возвращаются на расстояние 250 метров), мы предложили инверсию между 2-м и 3-м этажами.
